"Поляки в Петербурге в первой половине XIX века"

Эту книгу, отправленную почтой из Минска, я получила в Париже 22 декабря минувшего года. На ней надпись:

"Дорогой Наталье Евгеньевне на память о Лотмановских чтениях, встречах в Интернете и хороших людях от составителя"

- и закорючка-подпись Александра Федуты.

В это время Федута уже два дня сидел в следственной тюрьме белорусского КГБ. Когда я это пишу, идет второй месяц его заключения.

Олександр Федута "Лукашенко. Политическая биография"

Его арестовали дома, утром 20 декабря. Возглавляя предвыборный штаб одного из кандидатов в президенты, поэта Владимира Некляева, он даже не был на площади: сидел в штабе, собирал сведения с избирательных участков. Как и другие арестованные - их число за эти полтора месяца выросло с первоначальных 19-ти до полусотни, хотя кое-кого выпустили под подписку о невыезде или под домашний арест, - он обвиняется в "организации массовых беспорядков".

Вот так получилось, что филологическое сообщество разных стран, возмущенное беззаконным арестом коллеги, стало инициатором писем в его защиту, требуя освободить Александра Федуту и всех остальных белорусских политзаключенных. В блоге freefeduta.livejournal.com можно найти все новости о белорусских политзэках и об акциях солидарности с ними [зараз Олександр перебуває на волі, під підпискою про невиїзд, в очікуванні суду].

Білоруський публіцист і російський філолог Олександр Федута

Пожалуй, основной интерес историко-филологической деятельности Александра Федуты - польско-русские связи, литературные и не только.

Книге, составленной из воспоминаний живших или побывавших в Петербурге поляков, Федута предпослал исключительно толковое предисловие «"Город пышный, город бедный..." глазами польских подданных Российской империи», где выступает - как, впрочем, и во многих других своих работах (см. мою рецензию на составленную им книгу "Вильна. 1823-1824. Перекрёстки памяти" // Новая Польша. 2009. №1) - не столько как "чистый" филолог, сколько как историк (вообще от его работ у меня впечатление, что он получил образование, как говорилось в старину, "историко-филологическое").

"В истории взаимоотношений русского и польского народов, - пишет Федута в предисловии, - эпоха Николая I занимает совершенно особое место".

Этой эпохе, частично захватывая предыдущее царствование, посвящены публикуемые очерки. Характеризуя авторов, Федута предпосылает этим конкретным характеристикам объяснение загадочного для сегодняшнего читателя феномена: для нас все поляки - мятежники, а воспоминания написаны довольно лояльными "подданными Российской империи". Не буду пересказывать эти объяснения - пусть заинтересовавшийся читатель сам найдёт книгу и прочтет.

Перейду к самим текстам.

Из четырёх авторов книги один, Осип Антонович Пржецлавский (урожд. Юзеф Эммануэль Пшецлавский, 1799-1879), многолетний редактор "Тыгодника петерсбурского" ("Петербургского еженедельника"), писал свои мемуарные статьи по-русски и печатал их в русских исторических журналах. Его воспоминания занимают больше половины книги и начинаются с 1811 года.

Остальные три текста, извлечённые из польских книг и журналов, относятся уже только к николаевской эпохе. Всех трёх авторов перевел Юрий Чайников. Следует признать очень удачным выбор переводчика, не просто знающего польский язык, но и успешно занимающегося переводами художественной литературы. Ему удалось передать индивидуальность каждого из троих: старомодный синтаксис Станислава Моравского, утопание в деталях (кто когда за кого вышел) Станислава Бобровского и восторженное верхоглядство Адама Киркора, едва начинающего свою карьеру журналиста, а в будущем и издателя. Ему, корреспонденту польского журнала "Атенеум", всё нравится в "огромной северной столице" - вплоть до чиновников!

Среди тех, о ком рассказывается в этой книге, есть герои повторяющиеся. Разумеется, Мицкевич, которого хорошо знали два первых автора, а с ним и Пушкин.

Один із героїв книги - Тадей Булгарін

И, разумеется ("не то беда, что ты поляк"), Фаддей Венедиктович Булгарин - кстати, один из предметов пристальных исследований Александра Федуты. Бедному Пржецлавскому не удалось напечатать свой очерк о Булгарине ни в "Русском архиве" (с издателем которого П.И. Бартеневым он, впрочем, поссорился до того), ни в "Русской старине" - "вероятно, потому, что редактор "Русской старины" М.И. Семевский отказался публиковать текст, содержащий положительную оценку имевшего одиозную репутацию Булгарина" (из комментариев). Пришлось отдавать в "Русский сборник" В.Ф. Пуцыковича. Но в восхвалениях Булгарину Пржецлавского намного превзошел энтузиаст Киркор, встретившийся с ним в конце 1846 года:

"...познакомился с человеком, имя которого гремит от Невы до Аракса, от Вислы до Иртыша. Речь о Фаддее Булгарине, знаменитом русском писателе, авторе нескольких сотен томов, из которых большая часть переведена на языки польский, французский, немецкий, английский, итальянский, чешский и шведский. Имя его принадлежит всей Европе. Его литературное превосходство в сегодняшней России таково, что мнение его считается как приговор для публики, а для вящей убедительности стоит добавить, что большая часть здешних литераторов являются самыми заклятыми его врагами. (...)

Булгарин, как знаменитый Кювье, умеет пользоваться каждой минутой жизни, и ни одна из них у него не потеряна. Кажется, что сама природа создала его редактором! Необыкновенная деятельность, гибкость ума, постоянная преданность и любовь к работе привели к тому, что его "Пчела" [мова про часопис "Северная пчела"] в течение 20 лет всегда была и остается самым главным изданием в России".

Повторяются и другие имена. Среди них два художника: Орловский и Олешкевич. Олешкевич нам известен как имя в мицкевичевском посвящении - а тут мы узнаём его как необычайно доброго человека, готового всем всегда помочь, и тоже доброго опекуна целого полчища кошек.

Возникают и такие имена, которые у нас не на слуху. Например, из воспоминаний в воспоминания проходит фигура Гаспара Жельветра, "виленского шляхтича, с 1800 г. ходатая по делам в Петербурге" (из именного указателя), задававшего своим знакомым - а знакомых у него было несметно - неимоверные пиры.

В общем, из этой книги встает картина малоизвестного даже внимательному русскому читателю польского Петербурга тех времен.

Замечу в заключение, что большинство поляков в этой книге - это так называемые литвины. Чтобы понять, что это такое, обращусь к статье Александра Федуты "Три "Будрыса": авторский текст - подстрочник - поэтический перевод" (в его кн.: Письма прошедшего времени. Материалы к истории литературы и литературного быта Российской Империи. Минск: Лимариус, 2009). Сравнивая перевод Пушкина с опубликованным в "Сыне отечества" анонимно, но безусловно принадлежащим Булгарину подстрочником, Федута отмечает:

"...первое отличие перевода от подстрочника - возвращение Пушкина к оригиналу в обозначении национальности героев баллады. (...) Понятие "Litwin", употребленное Мицкевичем, отнюдь не тождественно понятию "Литовецъ", употребленному Булгариным. Само слово "Litwa" обозначало в первой трети XIX в. территорию союзного Польше (Коронной Польше) Великого Княжества Литовского (ВКЛ), входившего вместе с Польшей в состав федеративного государства Речи Посполитой. И слово "Litwin" обозначало, в свою очередь, славян, являвшихся жителями ВКЛ, но не являвшихся этническими поляками, чаще всего этнических белорусов.

Поема Адама Міцкевича "Пан Тадеуш": "Литво! Вітчизно моя!..."

(Собственно литовский этнос, предки современных литовцев, обозначались либо словом "литовец", либо "жмудин" - от наименования одного из исторических регионов Литвы, Жмуди или современной Жемайтии). Эту разницу чувствовали выходцы с земель ВКЛ, в том числе Мицкевич (неслучайно герои его баллады отправляются с набегом на польские земли), и Булгарин, обращавшийся в письме к известному польско-литовскому историку-дилетанту первой трети XIX в. Теодору Нарбуту с самохарактеристикой: "Возможно, Вы слышали обо мне. Я тот самый Булгарин, литвин, который стал писателем на русском языке и издатель "Северной пчелы".

Интересно, как себя определяет сам Александр Федута - русский филолог и белорусский публицист? Ностальгирует ли он в тюремной камере по временам Великого Княжества Литовского, как явно ностальгировал великий литвин Чеслав Милош? Выйдет - спрошу.

 ________________________________ 

Поляки в Петербурге в первой половине XIX века. [Составление, предисловие, подготовка текста воспоминаний О.А.Пржецлавского и комментарии А.И.Федуты. Воспоминания С.Моравского, Т.Бобровского и А.-Г.Киркора переведены с польского Ю.В.Чайниковым]. М.: НЛО, 2010. (Россия в мемуарах. Серия под ред. А.И.Рейнблата).

Джерело: "Новая Польша" 

 Наталія Горбаневська

Поетеса, перекладач, учасниця дисидентського руху в СРСР, політв'язень 1969-1972 рр.