In Memoriam. Світлана Аллілуєва, донька Сталіна

...Ты уже мог заметить, что во всей нашей семье, Грузия жила как родина. Для всех, -- для бабушки с дедушкой, для мамы, Грузия, с ее солнечным изобилием, с ее горячими чувствами, с ее изяществом, врожденным у князей и крестьян, - этот необыкновенный край, воспетый русскими поэтами,  жил в нашем доме совсем не потому, что это была родина отца.

Как раз он сам, быть может, меньше всех ею  восхищался;  он любил  Россию, он полюбил Сибирь, с ее суровыми красотами и молчаливыми грубыми людьми, он терпеть не мог "феодальных почестей", оказываемых  ему  грузинами. Он вспомнил Грузию лишь когда постарел.

Світлана на руках у батька

Быть может, эта общность с  Грузией  сыграла роль и в том, что  родственники  первой  умершей  жены  отца,  Екатерины Сванидзе, были так дружны с мамой и с ее близкими. Может быть, это  мама умела сделать так, что все чувствовали себя хорошо с ней в доме отца, в  ее доме, где она была  хозяйкой, а отец  только  присутствовал, вечно погруженный в гущу политических страстей, борьбы, споров,  разногласий, заседаний...

Но сегодня я больше не  в состоянии  писать  о  прошедшем. Сегодняшняя жизнь, кипящая, сверкающая вокруг, вдруг обступила  меня  со всех сторон, и не дает больше погружаться в прошедшие дни и уводит  меня куда-то в сторону...

Мой сын поехал в Москву -- у него урок  физики,  он готовится держать экзамены в медицинский институт. Странно, мой отец, из своих восьми внуков, знал и видел только троих -- моих детей и дочь Яши.

36% українців вважають Йосифа Сталіна великим вождем

И хотя он был незаслуженно холоден всегда к Яше, его дочь Гуля  вызывала в нем неподдельную нежность. И еще  странней,  --  мой  сын,  наполовину еврей, сын моего первого мужа, (с которым мой отец даже так и не пожелал познакомиться) -- вызывал его нежную любовь. Я помню  как  я  страшилась первой встречи отца с моим Оськой.

Катя та Ося - діти Світлани, онуки вождя

Мальчику было около 3-х лет,  он  был прехорошенький ребенок,  --  не  то  грек,  не  то  грузин,  с  большими семитскими глазами в длинных  ресницах.  Мне  казалось  неизбежным,  что ребенок должен вызвать у деда неприятное чувство,  --  но  я  ничего  не понимала в логике сердца.

Отец растаял, увидев мальчика. Это было в один из его редких приездов после войны  в  обезлюдевшее,  неузнаваемо  тихое Зубалово, где жили тогда всего лишь мой сын и две няни -- его и моя, уже старая и больная.

Я заканчивала последний курс  университета  и  жила  в Москве, а мальчик рос под "моей" традиционной сосной и под  опекой  двух нежных старух. Отец  поиграл  с  ним  полчасика,  побродил  вокруг  дома (вернее -- обежал вокруг него, потому что ходил  он  до  последнего  дня быстрой,  легкой  походкой)  и  уехал.

Після еміграції в Сполучені Штати Світлана Аллілуєва потапила на перші сторінки багатьох журналів

Я   осталась   "переживать" и "переваривать"  происшедшее,  --  я  была  на  седьмом  небе.  При его лаконичности, слова: "сынок у тебя -- хорош! Глаза хорошие у  него",  -- равнялись длинной хвалебной оде в устах другого человека. Я поняла,  что плохо понимала жизнь, полную неожиданностей.

Отец видел Оську  еще  раза два -- последний раз за четыре месяца до смерти, когда малышу было  семь лет и он уже ходил в школу. "Какие вдумчивые глаза!",  сказал  отец,  -- "умный мальчик!" -- и опять я  была  счастлива.

Странно, что  и  Оська запомнил, очевидно, эту последнюю встречу и сохранил в  памяти  ощущение сердечного  контакта,  возникшего  между   ним   и   дедом.

При   всей аполитичности его юного  ума,  типичной  для  современной  молодежи,  он должен был ненавидеть все, связанное с  "культом  личности",  весь  круг явлений, приписываемых одному человеку, и самого этого человека. Да, он ненавидит этот круг явлений -- но он их не связал в своей душе с  именем своего деда.

Портрет деда он поставил на своем письменном столе. Так  он стоит вот уже несколько лет.

15 гріхів Канібалісімуса. Які злочини вчинив Сталін

Я не вмешиваюсь в его  привязанности  и  не контролирую его чувств. Детям надо больше доверять. И снова я вижу,  что я плохо еще понимаю жизнь, полную неожиданностей...

Так вот, сыну  моему уже восемнадцать лет, он окончил школу, и из  всех  возможных  профессий выбрал себе самую человечную -- врача.

Я рада, я безумно  рада, что  он решил так. Я так рада, что даже боюсь показывать ему это, -- как  бы  он не передумал. Он красивый, ласковый, мягкий мальчик.

Дочь  моя  носится тут по лесу со своей подружкой, -- они  обе  по  недоразумению  родились девчонками: из них Бог должен был бы создать пару близнецов-мальчишек. Они  лазают  по  деревьям,  по  заборам, гоняют на велосипедах, купаются в речке,  спят  ночью  в  палатке  возле дома, дрессируют собак и кошек, играют в баскетбол. Мои дети не знают (и не надо  им  знать!)  как  я  наслаждаюсь  жизнью  возле  них,  как  они воспитывают меня, а не я их...

Сколько для меня упоения в том, что и они растут в том же лесу, где неподалеку выросла и я, дышат тем же  воздухом с тех же цветных лугов и полянок и, быть может, как и я,  на  всю  жизнь потом сохранят память вот об этой Жуковке  с  окрестностями,  как  образ родной земли. А вот моя Катя, несмотря на то, что мой отец  очень  любил ее отца (как и всех Ждановых), не вызвала в нем каких-либо особо  нежных чувств.

Видел он ее всего раз. Ей  было  года  два  с  половиной,  такая забавная, краснощекая кнопка с большими темными, как вишни, глазами. Он рассмеялся, увидев ее, и потом смеялся весь вечер.

Помер особистий перекладач Сталіна

Это  было  8  ноября 1952 года, в двадцатилетие маминой смерти. Мы не говорили  ни  слова  об этой годовщине, и я даже не знаю, вспомнил ли отец эту  дату.  Но  я  не могла ее забыть. Я взяла в этот день своих детей и  поехала  к  нему  на дачу (хотя это было нелегко осуществить, так как в последние  годы  было уже трудно договариваться с ним о встрече).

Это был  предпоследний  раз, когда я видела его до смерти, -- за четыре месяца до  нее. Кажется,  он был доволен вечером и нашим визитом.

Березень 1953-го, прощання з батьком і "отцом народов"

Как водится, мы сидели  за  столом, уставленным всякими  вкусными  вещами,  --  свежими  овощами,  фруктами, орехами. Было хорошее грузинское вино, настоящее,  деревенское,  --  его привозили только для отца  последние  годы,  --  он  знал  в  нем  толк, потягивал крошечными рюмками. Но, хотя бы  он  и  не  сделал  ни  одного глотка, вино должно было присутствовать на столе в  большом  выборе,  -- всегда стояла целая батарея бутылок. И, хотя он ел совсем  мало,  что-то ковырял и отщипывал по крошкам, но стол должен был быть  уставлен  едой. Таково было правило.

Дети  полакомились  вдоволь  фруктами,  и  он  был доволен. Он любил, чтобы ели другие, а сам мог сидеть просто так.

Почему я вдруг вспоминаю именно этот вечер? Потому что это был вообще единственный раз, когда я была вместе  с отцом и своими двумя детьми. Было славно,  он  угощал  детей  вином,  -- кавказская привычка, -- они не отказывались, не капризничали, вели  себя вполне хорошо, и все были довольны. Хотел ли он, чтобы мы  были  вместе?

Было ли ему приятно с нами? Вероятно. Но он устал под конец. Он привык к свободному одиночеству. Мы уже  были  так  разобщены  с  ним  жизнью  за последние двадцать лет, что было бы невозможно соединить нас в  какое-то общее существование, в какую-то видимость семьи, одного  дома,  --  даже если бы на то было обоюдное  желание.  Да  его  и  не  было...  А  вечер запомнили мы все --  даже  мои  дети.

Чи існує загадка смерті Сталіна?

Вот  мы  сидим  сейчас  на нашей маленькой веранде. Сын мой зубрит физику, дочь читает научно-фантастический роман, кот Мишка мурлыкает рядом. Жарко. Тихо. Лес вокруг  весь  гудит  от  пчел  и  ос,  доцветает  липа. Стоит   тихая, размаривающая жара. Природа вокруг спокойна, прекрасна, совершенна.  Она совершает свой обычный круг, не взирая ни на что, ни на  кого.

Світлана Аллілуєва в США

Господи, как прекрасен мир Твой, и как совершенен --  каждая  травиночка,  каждый цветок и листок! И Ты  все  еще  продолжаешь  укреплять  и  поддерживать человека в этом страшном, обезумевшем скопище, где лишь природа,  вечная и могучая, дает ему силы и утешение, равновесие духа, и гармонию.

Только совсем уже оставленные, проклятые Богом, могут  посягать  на  величие и красоту мира, могут думать об уничтожении всего, что  цветет,  растет  и радуется жизни вокруг.

Как  страшно,  что  таких  безумцев  много. Как страшен, как несправедлив  самый  тот  факт,  что  безумцы  предполагают какую-то "цель", ради которой они считают возможным разрушать  жизнь  -- свою ли, чужую ли, пусть самого  далекого,  незнакомого  народа,  --  но кощунственно уже самое намерение разрушить ее ради чего-то... Ради чего?

Убогая, босая, немытая, неграмотная крестьянка в любой стране знает, что этого нельзя, что это  недопустимо.  Цивилизованные  люди  считают,  что можно. Люди,  называющие  себя  марксистами,  --  коммунисты  Китая,  -- считают, что это не только можно, но и должно.

В мире накопилось столько же безумия, зла, злой воли, сколько  и  прогресса, ума, знаний, человечности, дружбы. И то, и другое -- на чаше  весов.  На этом адском равновесии живем мы все, наши дети, наше поколение, наш век.

Надо, чтобы все верили в могущество добра и доброй воли.  Я  думаю,  что сейчас, в наше время, вера в Бога -- это и есть вера в добро и в то, что оно могущественнее зла, что оно рано или поздно восторжествует, что  оно победит.

Батько Сталіна - білорус Пржевальський?

Различия вероисповеданий не имеют значения в сегодняшнем  мире, в котором люди интеллекта  уже  научились  понимать  друг  друга,  минуя границы стран и континентов, языков и рас. Все  догматические  различия религий сейчас теряют свое  значение.

Сейчас люди скорее  разделяются  на тех, для кого существует Бог, и на тех, для  кого  вообще  существование Бога не нужно. Когда мне стало 35 лет, уже кое-что пережив и повидав, с детства приучаемая обществом и семьей к материализму и атеизму, я все же приняла сторону тех, для кого немыслимо жить без Бога. И  я  счастлива, что это со мною произошло. 

Джерело: "Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу"