Чому Харків і Дніпропетровськ не стали Донецьком і Луганськом?

Влітку 2014 року "Схід України" перестав існувати навіть як уявлена цілісність. Донецьк і Луганськ стали "столицями" і пізнали війну. Харків зберіг мир. А Дніпропетровськ став символом української лояльності.

Как начиналась война на востоке Украины, или Почему Харьков и Днепропетровск не стали Донецком и Луганском?

Для меня вынесенный в заглавие этого текста вопрос является ключевым для понимания событий последних лет в Украине.

Задолго до превращения части восточной Украины в театр полноценных боевых действий, в масс-медиа утвердился образ "двух Украин" или даже "этнических зон Украины".

Символами "востока Украины" в этой чрезвычайно упрощенной схеме традиционно выступали четыре областных центра – крупнейших промышленных города, упомянутых в названии статьи. Харьков, Днепропетровск и Донецк в позднесоветское время были городами-миллионерами, население Луганска приближалось к отметке в 500 тысяч человек.

Во всех четырех городах преобладал русский язык как язык повседневного общения. И в 2004, и в 2010 году на президентских выборах большинство избирателей в этих областях голосовали за выходца из Донецкой области Виктора Януковича (хотя процент голосов был разный, в частности, в первом туре выборов 2010 года Янкович получил 76% в Донецкой, 71.1% в Луганской, 50.2% в Харьковской и 41.7% в Днепропетровской областях).

Весной-летом 2014 года "восток Украины" даже как воображаемая целостность перестал существовать. Донецк и Луганск стали центрами самопровозглашенных "народных республик" и на себе испытали войну. Харьков избежал этой участи, а Днепропетровск стал символом украинской лояльности и "сердцем Украины" .

Очень распространенный ответ на вопрос о причинах настолько разной траектории пост-майданной истории востока Украины отсылает к особенностям "идентичности жителей Донбасса", обычно описываемой как "советская".

При чем, в зависимости от идеологических предпочтений, "идентичность" эта оценивается уничижительно или комплиментарно.

В обоих случаях очень часто "ДНР" и "ЛНР" отождествляются со всем населением региона, а физическое насилие описывается как едва ли не само собой разумеющееся следствие недовольства "жителей Донбасса" языковой или экономической политикой Киева.

При этом в разнообразной литературе о Майдане, аннексии Крыма и войне на Донбассе до сих пор критически недостает компетентного фактографического  изложения событий в центре и регионах. Многие исследователи при этом слишком легко поддаются искушению идеологизации в объяснении мотивов и причин социальных действий.

В данном эссе я хотел бы поставить несколько вопросов, которые, надеюсь, станут отправной точкой серьезных исследований:

- Так ли пряма дорога от политических сентиментов к физическому насилию?

- Может ли "идентичность" объяснить войну на Донбассе и как корректно описать общественные настроения в ситуации, когда государство утрачивает монополию на насилие?

- Какова была роль местных и центральных элит в погружении региона в войну?

А помнишь, как все начиналось?

В утрате Украиной контроля над ситуацией в Донецке и Луганске важнейшей датой было 6 апреля 2014 года. В этот день несколько тысяч митингующих – при очевидном попустительстве якобы охранявшей объект милиции – заняли здание Донецкой областной госадминистрации и вывесили на нем российский флаг.

Это был уже второй захват Донецкой ОГА (первый имел место в начале марта, когда вошедших в здание сторонников созыва внеочередной сессии облсовета через несколько дней милиция эвакуировала оттуда, ссылаясь на обнаруженную в сессионном зале бомбу).

Принципиально важные последствия имел даже не сам повторный захват, но отказ Киева от силового освобождения здания. Приехавший с этой целью спецназ во главе с тогдашним вице-премьером, генералом милиции Виталием Яремой, так и не приступил к выполнению своих обязанностей.

В тот же день, 6 апреля, состоялся штурм здания Луганского управления Службы Безопасности Украины (СБУ) толпой из нескольких тысяч человек, впереди которой стояли женщины и подростки.

Милиция и в этом случае  просто отступила в сторону, однако сотрудники СБУ удерживали здание шесть с половиной часов. К вечеру, так и не получив никакой поддержки, они сдались, а ворвавшиеся в здание люди первым делом направились к оружейной комнате, в которой хранился большой арсенал оружия, в частности, около тысячи автоматов Калашникова.

Для освобождения захваченных административных зданий Луганска туда вылетал спецназ во главе с главой СБУ Валентином Наливайченко, но штурм, как и в Донецке, не состоялся.

Таким образом, в начале апреля 2014 года государство Украина окончательно утратило монополию на насилие в двух областных центрах Донбасса.

Отказ от силовых действий позднее объясняли общей дезориентацией в первые недели после потери Украиной Крыма и опасениями перед кровопролитием.

Бывший глава Луганской СБУ Александр Петрулевич, по поводу поведения которого 6 апреля нет однозначного мнения,  утверждал в интервью, что координаторами захвата здания ставка делалась именно на то, что сотрудники СБУ откроют по протестующим огонь и это станет поводом для введения "миротворческих войск РФ".

Спецоперация (с элементами импровизации и стихийности) 6 апреля 2014 года по захвату ключевых административных зданий в Донецке и Луганске стала возможна из-за суммы ситуативных факторов:

 - "нейтральной" позиции правящего класса региона (прежде всего,  местных олигархов и лидеров Партии регионов Рината Ахметова в Донецке и Александра Ефремова в Луганске);

 - пассивности правоохранительных органов (для понимания которой важно помнить о дискредитации силовых структур на Майдане и их растерянности в ситуации смены власти);

- постепенной утратой Украины контроля над ее границей с Россией;

- нерешительности нового киевского правительства, причинами которой были не только страх перед кровопролитием, но и недостаточность политико-экономической заинтересованности в Донбассе (там очевидным образом преобладал "анти-майдановский" электорат и весь бизнес контролировался местными олигархами, теснейшим образом связанными с режимом бежавшего из Киева Виктора Януковича).

Стоит напомнить, что и в Донецке, и в Луганске были свои "евромайданы", а некоторые митинги за единство Украины собирали по несколько тысяч человек. Однако эти гражданские инициативы не могли переломить соотношение сил в регионе. 

Факторами слабости донецкого Майдана стали его преимущественно молодежно-андерграундный характер, ощутимое отсутствие медиа-поддержки (как на местном, так и на всеукраинском уровне), неспособность активистов сформулировать социально-экономические постулаты.

В тоже время в крупных городах востока Украины начинали собираться "анти-майданы", которые сочетали в себе неприятие новой киевской власти и страх перед "бандеровцами" (массировано подогреваемые кремлевской пропагандой) с пророссийскими настроениями разных мастей (в том числе, надеждами на более высокие российские зарплаты и пенсии) и, что немаловажно для Донбасса, острой антиолигархической риторикой.

Вопрос о роли "гастролеров" и "координаторов" из России и Крымав этих митингах нуждается в детальном исследовании, но характерно, что идеи отделения от Украины (т.е., собственно сепаратизм) получили на них распространение именно после включения Крыма в состав РФ.

Там, где не было войны

У Днепропетровской области нет границы с Россией. Что еще важнее – в этом регионе не было политико-экономической монополии Партии регионов. Оба эти фактора сказались на развитии там событий весной 2014 года.

В Днепропетровске, как и Донецке, был немногочисленный Майдан, однако абсолютное большинство населения города не принимало участия в массовых акциях.

26 января 2014 года под стенами Днепропетровской обладминистрации "титушки" (нелегальные полукриминальные группы, нанятые назначенными Януковичем чиновниками) жестоко избили про-майдановских демонстрантов, некоторые из которых были затем еще и арестованы милицией.

В конце февраля – начале марта в городе прошло несколько демонстраций анти-майдана, на которых звучали призывы к штурму здания обласной администрации. После этого несколько сот местных проукраинских активистов заняли это здание и организовали в нем круглосуточное дежурство.

Главой Штаба национальной обороны области выбрали Юрия Березу (в недалеком будущем – командира добровольческого батальона "Днепр-1" и народного депутата). Когда в Днепропетровск прибыл назначенный 2 марта 2014 года губернатором области олигарх Игорь Коломойский, защитники ОГА вручили ему ключи от здания.

Бизнес-империя Коломойского, охватывающая всю Украину и включающая такие активы, как крупнейший в стране банк ("Приватбанк"), нефтегазовая и химическая промышленность, масс-медиа (в том числе, крупнейший телеканал "1+1"), авиабизнес (компания Ukraine International, она же МАУ) выросла из его днепропетровского бизнеса. 

Коломойский со своими ближайшими соратниками – Геннадием Корбаном и Борисом Филатовым – сделал "проукраинскость" Днепропетровска и спасение города от военного сценария политическим капиталом и инструментом защиты своих бизнес-интересов.

В Днепропетровске до штурма административных зданий не дошло.  Зато команда Коломойского не без задора признавалась в интервью в использовании всех, в том числе, неправовых, методов для подавления сепаратизма.    

Одновременно с Коломойским на должность губернатора Донецкой области был назначен Сергей Тарута, также крупный бизнесмен, который с 1995 года возглавлял крупнейшую металлургическую компанию "Индустриальный союз Донбасса".

По мнению последнего, в Днепропетровске "не было такой угрозы захвата власти", как на Донбассе, и "диверсионный сценарий (с активным участием ранее задействованных в крымских событиях активистов) развивался только в Донецкой и Луганской областях".

Да и сам Коломойский в одном из интервью признал: "конечно, Днепропетровск не был такой огневой точкой, как Донецк или Луганск".

В любом случае, в отличие от Коломойского, Ахметов и Ефремов в марте 2014 года, по всей видимости, рассчитывали сыграть роль посредников между новой киевской властью и регионами, где сосредоточены их бизнес-интересы.

При этом, они, вероятно, недооценили российский фактор и не просчитали рисков возникновения полноценного военного конфликта. Ринат Ахметов отказался от поста донецкого губернатора, выступил с критикой идей штурма захваченных административных зданий, пытался вести переговоры с уже вооруженными людьми.

20 мая 2014 года Ахметов инициировал акцию "За мирный Донбасс", когда заводские и автомобильные гудки должны были символизировать неприятие силовых методов самопровозглашенной "Донецкой народной республики".

"Гудок Ахметова" напоминал скорее запоздалую акцию отчаяния, нежели попытку спасти регион от погружения в войну. Еще 12 апреля донецкий сайт "Остров" с горечью написал о том, что Ахметов и Партия регионов "отдали Донецк без боя".

Именно 12 апреля 2014 года имел место захват хорошо вооруженными людьми административных зданий Славянка Донецкой области, во время которого прозвучал ставший знаковым совет "зеленого человечка" прохожим не выходить "за поребрик".

Так Славянск стал местом дислокации военизированной группировки под командованием гражданина РФ Игоря Гиркина. А 6 июля беспрепятственно отступившая из Славянска колонна Гиркина вошла в Донецк, окончательно сделав его центром самопровозглашенной "Донецкой Народной Республики".

Донецкая и Луганская области – не единственные, имеющие границу с Россией. Ближе всего к ней находится Харьков, который, именно по этой причине, с 1919 по 1934 год был столицей советской Украины. 

Неслучайно именно в Харькове на 22 февраля 2014 года был запланирован "съезд депутатов всех уровней юго-восточных областей Украины", на котором ожидалось (но так и не состоялось) выступление бежавшего из Киева Виктора Януковича.

1 марта имел место первый захват здания Харьковской ОГА, на которой тогда около 45 минут провисел российский флаг.

6 апреля 2014 года – синхронно с захватами в Донецке и Луганске – здание Харьковской обладминистрации было повторно занято анти-майдановскими протестующими. Однако уже утром 7 апреля спецподразделение "Ягуар" из Винницкой области без единого выстрела за 15 минут очистило здание и задержало 65 человек.

Мы не знаем, как развивались бы события в Харькове, если бы приехавшие туда министр внутренних дел Арсен Аваков и глава Нацгвардии Степан Полторак отказались от штурма по донецкому и луганскому примеру.

Можно предположить, что немалую роль в специфике харьковской истории сыграли тесные личные связи высокопоставленных лиц с городом: Аваков – харьковчанин, глава Харьковской обладминистрации во время президентства Ющенко; генерал Полторак – бывший ректор Харьковской Академии внутренних войск МВД.

Кстати, именно курсанты этой академии сыграли важную роль в вечернем силовом противостоянии под зданием администрации и один из них получил тяжелые ранения.

Немаловажной особенностью Харькова было постоянное (в том числе, силовое) противостояние местных Майдана и анти-Майдана. Оно делало невозможной однозначную картину "народного восстания".

Кроме того, в харьковском (как и днепропетровском, но не донецком или луганском) Майдане постепенно росла роль футбольных фанатов, организованных и настроенных на силовые методы решения конфликта.

Кроме того, опять же благодаря Полтораку и Авакову, харьковский аэродром был заблокирован украинскими военными и в городе некоторое время оставался лояльный к новому правительству спецназ из других регионов.

Наконец, ранее замеченный в "сепаратистских" мероприятиях и, по меткому замечанию журналиста, "умеющий изменяться, никогда не меняясь" мэр Харькова Геннадий Кернес (в прошлом бизнесмен, избранный городским головой в 2010 году от Партии регионов), ориентируясь на расстановку сил, весной 2014 года занял лояльную к Украине позицию.

"Все будет Донбасс"?

Безусловно, во всех схематически описанных выше событиях играли свою роль настроения населения и специфика областей Украины.

Напомню, что в ХIX веке большая часть современных Донецкой и Луганской областей, с двумя главными городами включительно, входила в состав Екатеринославской губернии.

Стремительно развивающаяся угледобывающая промышленность определила демографический облик региона на протяжении ХХ века: сочетание свободы и принуждения, характерное уважение к труду (особенно, шахтерскому) и силе, неприятие этнической эксклюзивности, скорее толерантное отношение к  тюремному опыту, высокий процент пенсионеров и относительная слабость "креативного класса".

В регионе сформировалось особое чувство локальной гордости и лояльности: "Донбасс выбирает своих", "Донбасс порожняк не гонит", "Донбасс не поставить на колени".

В тоже время, ни Донецкая, ни Луганская области не представляли из себя экономического, языкового или религиозного монолита. В их составе находились и промышленные агломерации, и Приазовье с особой историей греческой и болгарской колонизации, и преимущественно украиноязычные села Слобожанщины.

В этом смысле, можно согласиться с Еленой Стяжкиной, что само по себе слово "Донбасс" является метафорой, слишком часто употребляемой для обозначения несуществующей культурной или политической группы "донецких".

Донбасс, как и любой другой регион Украины, не стоит ни идеализировать, ни демонизировать. Важно просто зафиксировать характерное для него неприязненно-настороженное отношение к Киеву (и любому другому надрегиональному центру власти) и чуткое улавливание дискриминационной риторики, которую по отношению к "жителям Донбасса" легко позволяли себе и украинские политики, и общественные деятели (я уже писал об этом).

Все сказанное выше никоим образом не означает, что "жители Донбасса" несут коллективную ответственность за превращение их региона в зону боевых действий. Тот факт, что Майдан в Донецке был в меньшинстве, не означает, что большинство поддерживало, например, присоединение к России. А непонимание и раздражение по поводу Киева отнюдь не означало готовности брать в руки оружие. Эмоции (в том числе, политические) и физическое насилие – это принципиально разные вещи. Предпосылкой второго, как правило, становится особая ситуация, например, оккупации или отсутствия власти как таковой. Именно это произошло в Донецке и Луганске. Абсолютное же большинство жителей избрало позицию пассивного выжидания или безразличия к общественным делам, которую можно обозначить словами "лишь бы не стреляли" или с горечью назвать, по примеру луганского философа Александра Еременко, "воинствующим обывательством".

Предварительные итоги

События весны 2014 года развивались так стремительно, что зачастую ключевую роль в них играли на первый взгляд незначительные нюансы, личные качества ключевых игроков и их сиюминутные решения, непредвиденные стечения обстоятельств.

Ни Майдан, ни анти-майдан не были политически гомогенными и статичными феноменами, их динамика ждет внимательного социологического и антропологического изучения. Не менее важен ситуативный анализ поведения локальных бизнес-политических элит в разных регионах Украины.

22 января 2014 года на улице Грушевского были застрелены Сергей Нигоян и Михаил Жизневский. Впервые за всю постсоветскую историю Украины во время массовых политических акций протеста были убиты люди.

18–20 февраля на Майдане и прилегающих улицах от огнестрельного оружия погибли более 80 протестующих и 17 сотрудников милиции.

Еще до этих событий правительство Януковича само себя делигитимизировало, решившись привлечь к политическому противостоянию криминальные группы "титушек" и даже раздав им оружие.

Физическое насилие быстро достигло регионов.

13 марта в Донецке от нанесенных сторонниками анти-Майдана ножевых ранений умер 22-летний активист местной "Свободы" Дмитрий Чернявский.

15 марта во время ночной перестрелки под офисом право-радикальной организации "Патриот Украины" в Харькове были убиты двое антимайдановцев.

2 мая вследствие столкновений в Одессе погибло 48 человек, большинство из которых были сторонниками анти-Майдана.

Война на части территории Донецкой и Луганской областей возникла из суммы ситуативных обстоятельств, важнейшими из которых были:

- поведение местных элит;

- российское вмешательство (в том числе, военное);

- нерешительность, просчеты и ошибки Киева.

В случае Днепропетровска и Харькова ключевыми факторами сохранения регионов в составе Украины стали как решительные и однозначно проукраинские действия местных бизнес-политических элит, так и меньшая активность пророссийских сил.

Cамоустранение от активных действий донецких элит и паралич силовых структур в начальной фазе конфликта (март-апрель 2014) сыграло решающую роль в усилении растерянности населения региона и практически беспрепятственном переходе ситуации в военное русло.

Утрате Украиной монополии на насилие на Донбассе предшествовала дезориентация, вызванная крымскими событиями, где пост-майданное правительство фактически не оказало никакого сопротивления российской политике аншлюса полуострова.

Тем не менее, ни один выборный орган местной власти Донецкой и Луганской областей не подчинился требованиям о созыве внеочередных сессий и принятии решений о нелегитимности Киева (изначально этот постулат, по крымскому образцу, выдвигался на первый план лидерами анти-майдана).

Провал проекта Харьковской, Днепропетровской и Одесской "народных республик" чрезвычайно усложнил реализацию идеи "Новороссии", гипотетические границы которой были озвучены президентом Путиным на его "прямой линии" 17 апреля 2014 года.

В то же время, эскалация ситуации в самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республиках была напрямую связана с открытостью границы с Россией, которую один из лидеров ДНР прямо назвал "вопросом нашего выживания". 

С середины мая туда началась переброска добровольцев из РФ, с начала июня – поставки оружия.

А со второй половины августа 2014 года, по оценке Международного "Мемориала",  "вооруженный конфликт в Донецкой и Луганской областях Украины приобрел характер международного вооруженного конфликта между Украиной и Россией".

28 августа президент Порошенко отменил свой визит в Турцию, заявив  о "фактическом введении на территорию Украины российских войск". Тем не менее, официальный Киев не объявил войну России и не разорвал с ней дипломатических отношений.

Таким образом, часть Донбасса превратилась не просто в новую "горячую точку", но и в мину замедленного действия для Украины. Война стала повседневностью, как и информационная и финансовая блокада, пропускная система, обстрелы населенных пунктов с обеих сторон.

По данным ООН, в войне на Донбассе до сих пор погибло более 9 тысяч человек, более 20 000 получило ранения и более 2,5 миллионов человека покинули места своего постоянного проживания, оказавшиеся в зоне боевых действий.

Можно (и нужно) спорить о правильной дефиниции конфликт на Донбассе. Но нельзя закрывать глаза на то, что в течении более года в восприятии многих он стал гражданской войной.

Луганский философ Александр Еременко высказал в своей книге "Размышления о луганской Вандее" опасение по поводу вероятности того, что "гражданская война в Донбассе вполне может сформировать новую социально-этническую общность. Если эта общность возникнет, то она будет не украинской, даже антиукраинской…".

Иными словами, "донбасская идентичность", особенно при условии сохранения нынешнего статус-кво и дальнейшего развития "приднестровского сценария", может стать следствием (не причиной!) событий весны 2014 года и последующей войны.

Немаловажен вопрос и о том, где может пройти географическая граница нового сообщества?

Напомню, что часть территории Донецкой и Луганской областей весной-летом 2014 сменили статус с "неконтролируемых" на "контролируемые" Киевом.

Это произошло, в частности, с двумя крупными городами Донецкой области, которые от трех до почти четырех месяцев находились в "ДНР" - Мариуполем (морской порт с населением около 500 тысяч человек) и Краматорском (с населением более 200 тысяч).

В обоих случаях смена статуса была не результатом некой особой "идентичности" или партизанской борьбы, но ситуации на фронте.

Точно так же вступление в украинский добровольческий батальон или ополчение "Новороссии" могло означать не только согласие с той или иной идеологией, но и попытку выживания или социального аванса в ситуации войны.

Внимательный ситуативный анализ динамики конфликта (с его социальными, экономическими, культурными, информационными составляющими) представляется наиболее перспективным направлением исследований войны, которая два года тому назад казалась просто невероятной.

Ще від автора: "Дніпропетровськ. Як оповісти історію міста без історії"

P. S. Я признателен Вадиму Бедринцу, Михаилу Гаухману, Анне Дейкун, Александру Забирко, Евгению Захарову, Николаю Захарову, Андрею Макаренко, Владимиру Маслийчуку, Вике Малиновской, Оксане Михеевой, Александру Осипяну, Игорю Петровскому, Эрнсту Рахарову, Тому Роли, Владимиру Склокину, Дмитрию Титаренко, Любови Якимчук, Екатерине Яковленко.

Англоязычная версия данного текста опубликована на сайте Open Democracy.

Джерело: Historians.in.ua

ТАКОЖ:

"Зрозуміти Донбас". Книга історика з США

"Думки про рідний донецький край". Текст 1972 р.

Як формувалася регіональна ідентичність Донбасу

Луганчанин в 1990-му передбачив війну на Донбасі. СКАНИ

Історія "понятій". Як Донбас став індустріальним середньовіччям

Історик з Донецька: "25% мешканців Донбасу - галичани за походженням"

"Сталь у степу". Бельгійці прийшли на Донбас раніше від Ахметова

Із Заходу на Схід: трудові мігранти Донбасу в 1939 році

Всі матеріали за темою "СЕПАРАТИЗМ"

Всі матеріали за темою "ОКУПАЦІЯ"

Все за темою "ДОНБАС"

"Не допустити витоку за кордон відомостей про голод в Україні"

У 1980-х роках органи кдб урср пильно відстежували діяльність представників української діаспори, спрямовану на привернення уваги світової громадськості до Голодомору в Україні 1932–1933 років, і намагалися всіляко перешкоджати цьому. У циркулярах і вказівках з Києва до обласних управлінь кдб ішлося про те, які необхідно вжити агентурно-оперативні заходи "для протидії ворожим акціям закордонних наццентрів".

"Нас не подолати!". Полтавський вимір Помаранчевих подій: до 20-ої річниці Другого Майдану

Цьогоріч відзначаємо 20-річчя Другого Майдану або "Помаранчевої революції". Це акції за збереження незалежності і проти масових фальсифікацій президентських виборів 2004 року на користь путінського ставленика Януковича. Під помаранчевими стягами гуртувалися ті, хто не хотів сповзання України у болото "совка" і російських впливів. Помаранчеві протести стартували 21 листопада 2004 року і тривали до 28 грудня 2004 року. За даними соціологів, понад 6,6 млн громадян взяли участь у Помаранчевій революції.

Що сказав Мотика? – відповідь професора Богдана Гудя на тему Волинської трагедії

26 жовтня в етері Українського радіо прозвучало інтерв'ю журналістки Світлани Мялик з відомим польським істориком, головним фахівцем із проблем Волині'43 професором Ґжеґожем Мотикою. Позаяк один із фрагментів цієї майже годинної розмови стосується моєї скромної особи, що гірше – містить низку інсинуацій і неправдивої інформації, прокоментую його для, насамперед, українських слухачів/читачів.

Боротьба між радянськими силами та підрозділами УПА на ПЗУЗ в 1944 році

4 листопада передчасно помер дослідник і популяризатор історії українського визвольного руху Владислав Сапа. У пам’ять про нього «Історична правда» публікує дослідження Владислава, яке одержало відзнаку історика Володимира В’ятровича на конкурсі студентських наукових робіт «Український визвольнй рух» 26 жовтня 2013 року, але досі не публікувалося.